Два человека стояли в храме совсем рядом
“Два человека стояли в храме совсем рядом — но расстояние между ними было огромное! Духовное расстояние! Безобразие и уродство гордости и красота смирения! Небо и земля! Жизнь и смерть!”
Игумен Тихон (Борисов)
Притча о мытаре и фарисее. Фреска Фаворского монастыря
В этом году 13 февраля начинается подготовительное время к Великому посту. Подготовительное время начинается с Недели о мытаре и фарисее. Это сплошная седмица, то есть нет поста в среду и пятницу. В этот день за богослужениями начинается употребление Постной Триоди.
Святое Евангелие от Луки, глава 18, с стих 10 по 14.
Лк.18:10 два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь.
Лк.18:12 пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что́ приобретаю.
Лк.18:13 Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: Боже! будь милостив ко мне грешнику!
Лк.18:14 Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится.
Путь к Небу только один: «Боже! Милостив буди мне, грешному». И, кажется, что проще этой молитвы?! Что легче биения себя в грудь?!
Мы как-то привыкли думать о себе, что мы-то не фарисеи. Мы искренние, кающиеся, опустившие вниз глаза, биющие себя в грудь мытари. Но это далеко не так. До состояния мытаря нам еще очень и очень далеко. Мытарь — это совершенство! И сегодняшняя евангельская притча, такая до боли знакомая — это некий очень важный критерий, пробный камень, лакмусовая бумажка нашей духовной жизни.
Две молитвы. Два устроения души. Два разных миросозерцания…
Самомнение фарисея настолько велико, что на самом деле ему и не нужен Бог. Евангелист подчеркивает, что фарисей молится сам в себе. То есть его молитва — это не беседа и общение с Богом. Это апофеоз самовлюбленности! Это поклонение идолу своего «Я». Кроме него нет нормальных людей: одни грабители, обидчики, прелюбодеи, воры, пьяницы, наркоманы. И он благодарит Бога, что он-то — не таков! А если прибавить еще, что он постится два раза в неделю и отдает десятую часть доходов — то портрет «святого» готов.
Мытарь и Фарисей
Трагедия этого человека состоит в том, что он слишком занят собой. Он хвалится лицом, а не сердцем, как говорит апостол Павел. Фарисей даже на секунду не способен понять, что он в очах Божиих со своей мнимой праведностью более отвратителен, чем все эти алкаши, бомжи, попрошайки. Он обезопасил себя внешней благочестивой скорлупой — ритуалами, предписаниями, формальными добродетелями. Он хочет откупиться от Бога своей праздничной свечкой; рублем, брезгливо брошенным в кепку нищего. Знанием типикона, умением вставить в разговор мудрое словечко из умных книг. Но все это не работает, если нет — «Боже, милостив буди мне грешному». Если все люди для тебя так — тени, игрушки, винтики, инструменты. Если ты обращаешься к Богу с декларацией своих «добродетелей». Если ты побронзовел от своих духовных успехов. Преподобный Исаак Сирин говорит, что «когда человек возлюбит гордыню, не знает уже сокрушения».
А мытарь стоит в темном углу храма, стоит, осиянный Божественным Светом! Ему нечем хвалиться. Он не подсчитывает свои добродетели, потому, что искренно считает, что их просто нет. И он пойдет домой более оправданным, чем фарисей. Потому что Сам Господь говорит: «Всякий возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится» «Яко всяк возносяйся смирится, смиряяй же себе вознесется» (Лк. 18.14)
Два пути. Два взгляда на жизнь. Два мировоззрения…
И все мы живем в этом диапазоне — между надменностью и кротостью, между гордостью и смирением, между фарисеем и мытарем. Что победит? Что пересилит? Куда склонится душа — «яко несмъ якоже прочий человецы» или «Боже, милостив буди мне, грешнику»?
Преподобный Ефрем Сирин говорит, что «покаяние есть зеркало, поэтому лукавый не оставляет его в нас, чтобы не увидели мы в нем себя и не смыли своих нечистот». Диавол всячески пытается разбить в нашей душе это спасительное зеркало покаяния. Чтобы вместо слез, вместо оплакивания наших бесчисленных прегрешений, мы носились как с писаной торбой со своим «Я», со своей особенностью, со своей самосвятостью!
Покаяние не относится к какому-то определенному времени нашей жизни, мол, «это когда-то я воровал, блудил, обманывал, ходил в ночные клубы, а теперь всё по-другому, теперь я уже не такой страшный, не такой ужасный… Я, конечно не Антоний Великий или Иоанн Кронштадтский, но в целом живу неплохо, можно сказать — благочестиво. Это там вот они — колются, пьют, нюхают, курят… А я и ладаном кажу в комнате или келье, и акафисты читаю и посты все неукоснительно соблюдаю…»
Покаяние — это не порыв, это не успокоенность на том, что вместо концертов и рынков ты стал в воскресный день ходить в храм. Покаяние должно стать состоянием нашего сердца, деланием всей жизни, до гроба, до последнего вздоха, до исхода души! Замечательно говорит старец Софроний: «Надо удержаться в молитве и покаянии от одного сознания, что в нас еще живет смерть и искать, как победить эту смерть». Мы должны победить эту смерть, которая гнездится в тайниках сердца, эту фарисейскую мораль, эту бесовскую успокоенность. Как говорит геронда Емельян: «разувериться в своей праведности». А старец Иосиф-исихаст призывает перестать «ободрять самих себя»!
Мы живем в бесконечно меняющемся мире. Мир не торопится навстречу к Богу. Он уже даже не прикрывает свою срамоту. Две вещи, два направления, два позыва стали основными мотивами поведения современного человека — жажда наслаждений и лихорадочное стремление избежать страданий и скорбей. Но человек впадет в страшную ошибку, в глубочайшее заблуждение, если начнет думать, что жизнь возможна без боли, без скорби, без тесноты, без страданий; что жизнь возможна без веры, без любви, без покаяния… Боль застанет его врасплох, если человек будет ожидать от жизни сплошного, яркого, непрекращающегося праздника, если он будет желать всю жизнь купаться в шоколаде.
Покаяние — это не несколько торопливых минут у аналоя. Покаяние — это состояние нашего сердца, это благоухание души перед вратами рая, как говорят святые отцы. А пространство нашей молитвы — это не только пространство храма или кельи, где пахнет благоуханным ладаном и где на нас смотрят с икон лики святых. Пространством нашей молитвы должна стать вся наша жизнь, где пахнет потом, слезами и кровью. Где на нас ежедневно смотрят тысячи усталых от жизни, измученных, вопрошающих человеческих глаз. Где вместо желанной любви и ласки нас зачастую окружает непонимание и злоба…
Отец Павел Флоренский говорит, что «вера — художница спасения и дело ее спасать. От чего же спасает нас вера? Она спасает нас от нас самих — спасает наш внутренний мир от таящегося в нем хаоса».
Без благодати Божией, без покаяния наш внутренний хаос просто раздавит нас! И, если вместо плача, вместо — Боже, милостив буди мне, грешному, — мы будем подсчитывать свои дутые добродетели: прочитал, не съел, пожертвовал, помолился, то мы не преуспеем, мы не выйдем оправданными из храма, мы будем молиться сами в себе. Если мы захлебнемся своей праведностью и потеряем сочувствие, уважение, почтение к человеку — то тогда напрасны наши бороды, платки, посты и молитвы. Если мы не увидим своей гордыни, эгоизма, надменности, фальши — то Небо не откроется нам!
Фарисей опьянен вином самолюбия. Ему не нужен никто. И Бог не принимает его молитвы. Мытарь каждый день видит множество людей перед собой, и понимает искренне, что он — самый падший из всех. Он ни от кого не отворачивается. И Бог не отворачивается от него…
«Боже! Милостив буди мне, грешному!»
По материалам: