Ко дню Зачатия честного, славного Пророка, Предтечи и Крестителя Господня Иоанна

В Иудее был царем Ирод, в Риме – Август. В тридцатый год царствования Ирода был «иерей некий, именем Захария… и жена его… Елисавета» (Лк.1:5). Вот первые лица, которыми открывается Новый Завет. Иудейский священник и его жена! Священник принадлежал к чреде Авиевой. Чреды сии учреждены еще Давидом (1Пар. 24:10). Их было двадцать четыре. Авиева чреда считалась восьмой. Каждой чреде два раза в год доставалось совершать богослужение; каждая чреда начинала служение свое в субботу, и в субботу оканчивала.

Жилищем Захарии была нагорная страна Палестины, в которой было несколько городов. Одни говорят, что он был из Хеврона, другие – из Иутты, которая будто бы была в племени Иудином (Лк. 1:39). Но знание жилища его – обстоятельство не важное, важнее то, что они «беста же праведна оба пред Богом» (Лк.1:6). Евангелист не довольствуется, что они беста праведна оба пред Богом; хотя и это одно выражение уже сильно, так как пред Богом каждая вещь является в своем точном виде, ничто не скроется от Его взора; но прибавляет: «ходяща во всех заповедех и оправданиих Господних безпорочна», то есть они соблюдали закон внутренний – нравственный и обрядовый – во всей точности; соблюдение того и другого закона не легко. Один обрядовый закон требует много пожертвований для сохранения всего, им предписанного.

«И не бе има чада» (Лк. 1:7). Праведная чета в Ветхом Завете является бесплодной; но это не в первый раз; ибо и прежние праведники являлись бездетными, тогда как праведникам закон положительно обещал многочадие, и притом они лишены были детей на целую жизнь – «оба заматоревша во днех своих беста» (Лк. 1:7). С праведниками, выходившими из состояния младенчества, и церковный закон поступал как с мужами и при начале Ветхого Завета и при начале Нового. Бог заставляет их терпеть подобного рода искушения. Так страдал Авраам. Страдание это в Ветхом Завете было самое большое, и считалось поношением, как после скажет Елисавета (Лк. 1:25). Бесчадство тогда считалось признаком гнева Божия и уничижением, подобно тому, как если бы в нынешнее время постоянно в одном доме были несчастья, например, умер бы несчастно отец, сын, то обыкновенно говорят об этом доме, что на нем гнев Божий.

Причина бесчадства физическая в жене: «бе неплоды… заматоревша» – разумеется старость; подобное выражение употребляется и об Анне, матери Самуила. В точности нельзя определить лет Захарии и Елисаветы. Захария не левит, но священник. Левиты, достигшие пятидесяти лет, были увольняемы от служения, но священники служили по смерть. Можно полагать, что сия чета была около шестидесяти лет, и к деторождению, по естественному порядку вещей, была уже не способна. Но от этой неплодной четы должна была произойти ветвь царская. Почему Предтеча Мессии родился от четы престарелой? Ответ на сей вопрос в одном церковном стихе, в котором говорится, что Иоанн Креститель родился от престарелой четы для того, чтобы быть истинным Предтечею того Бога Слова, Который имел родиться от Девы, дабы сии великие события преславны были.

Ряд чудесных событий в жизни Иисуса Христа должен был начаться чудом великим. Такое чудо и есть рождение Иоанна. В Ветхом Завете также некоторые рождались от неплодных, сверх ожидания, например Исаак, Самуил. Нет ли в сем рождении тайны Промысла и натуры? Хороший намек на это делает блаженный Августин, говоря, что Елисавета была sterilis corpore, sed foecunda animo (“бесплодно тело, но плодовитый разум”); рождение великих людей вообще было замедляемо до тех пор, пока в супругах с летами пройдет все чувственное, ослабеют все похоти. Нужно, чтобы родители и с физической стороны были очищены, дабы быть орудиями рождения людей необыкновенных, потому дети у них и рождаются в позднейшее время. С другой стороны, долговременное ожидание служит лучшим приготовлением плода более зрелого. Такое устроение Промысла более нужно было в Ветхом Завете, ибо Ветхий Завет более соответствовал младенческому состоянию человеческого рода.

«Бысть же служащу ему» (Лк. 1:8). Хронологи старались определить это время служения Захарии, ибо им определяется время наших церковных праздников, именно: зачатием Предтечи определяется время Благовещения Пресвятой Девы, а сим определяется Рождество Иисуса Христа, и нашли, что восьмой Авиевой чреде приходилось служить при храме в месяце сентябре, по еврейскому «tucpu» на вторую половину нашего сентября и первую октября.

«По обычаю священничества» (Лк. 1:9). Должность священников состояла в том, чтобы переменять хлебы предложения, приносить в жертву животных, возжигать светильники, кадить, и прочее, и бросаемы были жребии – кому какая часть служения достанется. Захарии по сему жребию досталось кадить. Каждение совершалось дважды в день, поутру и ввечеру (Исх. 30:7–8). Поутру священник выходил благословлять народ, стоявший вне святилища и ожидавший благословения; значит, Захария кадил поутру.

«Вшедшу в церковь Господню» (Лк. 1:9), значит «во Святое», где находились хлебы предложения и светильники. Некоторые отцы говорят, будто он был первосвященником; ибо это его каждение падает на день очищения, в который первосвященник должен входить во Святое святых. Но что Захария был не первосвященник, а просто священник, это открывается из того, что, во-первых, он в списке первосвященников того времени не находится; во-вторых, он подлежал чреде, а первосвященник был вне всякой чреды; в-третьих, он должен был совершать служение семь дней; в-четвертых, в стихе пятом именно говорится, что он был «иерей… молитву дея вне, в год фимиама» (Лк. 1:5, 10); и славянский переводчик, как бы имея в виду показать, что Захария был первосвященник, перевел: «в год фимиама», разумея день очищения.

«Вне»: одно отделение в храме было для простого народа, а другое для священников. Поелику перегородки не было, то священники видны были народу. «Молитву дея».

По закону Моисееву определенных молитвословий не было, а народ – уже молился. Чувство религиозное само развилось – народ чувствовал, что не довольно только приносить жертвы, а нужно и молиться. Форм молитвы не было, а молились или от собственного чувства, или словами Давида или других пророков.

«Явися же ему Ангел Господень, стоя одесную олтаря кадилнаго» (Лк. 1:11). Вот какое место и время избрал Ангел! И люди избирают место и время приличное, а на небе эта разборчивость больше; там все совершается числом, мерою и весом. Ангел говорит Захарии: «услышана быст молитва твоя» (Лк. 1:13). Но вероятно, что Захария молился не теперь, ибо смутился от слов Ангела; но он молился прежде, и теперь уже забыл о своей молитве; но у Бога она не забыта. На небе положено дать ему сына, но до некоторого удобного времени отложено.

«Явися» – значит вдруг сделался видимым. Когда говорится о благовестии Пресвятой Девы, то там Ангел представляется вошедшим (Лк. 1:28).

«Одесную олтаря кадилнаго». Некоторые отцы в сем положении Ангела находят явление радостное. Язычники левую сторону назвали несчастной, а правую – счастливой. Священное откровение дается в храме. Не в первый ли раз в жизни Захарии достался лучший жребий каждения? Ибо кадить – выше других служб. И с этим жребием соединилось явление Ангела, и все стеклось как бы для того, чтобы утешить долговременное страдание супруга. С другой стороны, оно показывало, что он, будучи праведным пред Богом, имел мало веры; а она нужна, ибо вера все производит; это – необходимое условие со стороны человека. Конечно, глагол Господень не возвратится тощ, но неверие полагает препону его действию; нужно было оторвать Захарию от сей косности, – и вот время, удобнейшее для сего.

Но при всем том «смутися Захария, видев..» (Лк. 1:12). Вот первое действие явления! При явлении существа из другого мира нельзя не смутиться. Участь дольнего мира – трепетать при появлении существа из другого мира; но в Захарии обнаруживается более, нежели простое смущение: «и страх нападе нань». Это выражение сильное: душа смутилась, мысли смешались, ум помрачился, и Захария заговорил, что не следует, тогда как место предотвращало этот страх: в храме ли явиться злому духу? Священнику должно помнить, что самое святое место изгоняло всякое злое существо. Мог ли злой дух явиться среди фимиама и молитвы? Два раза только в год доставалось Захарии служить при храме, входить в святилище – еще реже, и то с благоговением и страхом. И здесь ли место смущению? Самое благоговение предотвращало этот страх. Наконец, самый возраст предохранял от страха: он был в летах преклонных, в которых воображение не так сильно волнуется, как в летах юношеских; притом, он устрашился от одного видения – «видев»; слов еще не было. Это говорим не в укоризну, а для изъяснения последующего события.

«Не бойся» (Лк. 1:13), – говорит Ангел. Значит, Ангел заметил страх и смущение Захарии. Ангел считал ненужным говорить, кто он, но должен был сказать, зачем явился он; так и поступил Ангел. Поелику Захария в это время не молился, то мог подумать, что явление это не для него.

Детей, которых дает Сам Бог, Сам Он и нарекает еще прежде рождения: «и наречеши имя ему Иоанн». Не без причины так бывает; у нас имя с вещью раздружилось, имена часто пусты и даже противоположны бывают вещам; но у Бога имя означает вещь, и лице соответствует имени; притом, Бог дает предварительно имя для показания, что Он нарицает «не сущая яко сущая» (Рим. 4:17). У Захарии не было еще сына; наречение имени означает уже власть лиц нарицающих над нарицаемыми, как и ныне нарицают имена на землях, полях. Притом, имя остается на целую жизнь, и звуком своим беспрестанно будет напоминать чудо наречения. Слово «Иоанн» значит «благодать», «милость».

Далее Ангел описывает качества будущего сына Захарии, как подтверждение, что точно так будет, как он предсказывает, именно: каков сын будет со стороны физической и нравственной?

«Возрадуются» (Лк. 1:14) – в чем, от чего, каким образом? Это не требует объяснения. Иоанн не мог служить радостью для родителей только плотскою своей жизнью, тем более своей плачевной кончиною, и очевидно, здесь должно разуметь радость духовную: «и мнози… возрадуются». Это исполнилось при рождении его (Лк. 1:58). Но эта радость должна относиться ко всем временам и лицам. Великие люди принадлежат не только своему времени, но всем.

Источником же радости было то, что он «будет велий пред Господем» (Лк. 1:15). Захария был только праведным, а Иоанн будет праведным и «великим», то есть он будет иметь добродетели не обыкновенные, так как и предназначение его особенное.

Далее указывается черта его жизни: во-первых, отрицательная (т.е. отказывается): «вина и сикера не имать пити». Черта, по-видимому, не слишком великая! В древности были назореи, на несколько времени дававшие обет не пить вина и сикера и не стричь волос. Вино здесь разумеется виноградное, а сикером называется напиток из других плодов, особенно пальмовых дерев. Но ужели много это значит для пророка? Это много для нашей натуры. Конечно, нельзя сказать, чтобы умеренное употребление вина было порочно, – и Спаситель был «ядый и пияй» (Мф. 11:19), и апостол советовал Тимофею употреблять «немного вина» по причине болезни (1Тим. 5:23); но то, чего не отвергал Богочеловек, и что полезно было мужу апостольскому, много причинило бед другим, что известно без напоминания. Если б вино каким-либо случаем или чудом было истреблено, то половина пороков в роде человеческом была бы истреблена.

Во-вторых, черта положительная: «Духа Святаго исполнится» (Лк. 1:15). Дух Святый заменяет все удовольствия чувственные, исполняет весельем и радостью сердца, и в них производит явление духовных радостей и восторгов. «И той предыдет пред Ним» (Лк. 1:17). «Пред Ним»: можно относить к Богу, как видно из предыдущего стиха, то есть Иоанн будет ходить пред Богом – жить беспорочно; но приличнее относить к Мессии. Почему же Ангел не упоминает о сем лице? Лица, коих имена непрестанно, так сказать, на языках людей, не нужно повторять, их можно заменять местоимением. Так, римляне, когда говорили о лице известном, всегда вместо имени употребляли ipse. «Духом и силою Илииною». Иоанн будет подобен Илии в силе и духе, но не в чудесах. «Обратити сердца отцем на чада». Эта черта из семейного быта. Она берется потому, что раздел семейства много значит. Он может разрушать мир общественный – гражданский. Ангел здесь как бы не договорил ту же мысль, находящуюся у Пророка: у сего прибавлено: «да не пришед поражу землю в конец» (Мал. 4:6).

Надобно заметить, что натура наша, находясь в состоянии бедствия и скорби, имеет нужду в некотором возбуждении, ободрении, восторжении. Это ободрение может производиться двояким образом: или употреблением вина, но это низко и недостойно человека, или Духом Святым. Это видно и в обыкновенных обстоятельствах жизни, как, например, в благочестивых занятиях, или набожных дружественных беседах, от которых происходит в душе человека самоуслаждение, самораскрытие; иногда взгляд на природу производит в душе такое же действие; посему род человеческий можно разделить на три класса: на таких, которые исполняются Духом Святым; или на таких, которые предаются дружеским беседам для услаждения своей жизни, или на таких, которые погружаются в пороки тяжкие: пьянство и тому подобные. И сам Давид скакал пред ковчегом. В Песни Песней невеста приводится в дом вина и упивается духовно.

«И рече Захария ко Ангелу: по чесому разумею сие? Аз бо есмь стар, и жена моя заматоревши во днех своих» (Лк. 1:18). Вот куда обратился взор Захарии! – на себя. Надлежало бы смотреть вверх, на обещающего, а он обратился долу – к своей немощи. Подобное обстоятельство было с Авраамом; только сей обратил взор свой вверх, потому и действие произошло другое. Таковую высоту веры Авраамовой усмотрел апостол Павел (Рим. 4:19–20). Хорошо помнить свою немощь, только должно помнить с верой, а без сего памятование сие будет бесплодно.

«По чесому разумею сие?» Эти слова показывают некоторую противоположность в Захарии. Если он верил, что это Ангел, то должен был верить и тому, что он говорил. Но в таком состоянии обыкновенная логика исчезает. Уста находятся как бы в разногласии с сердцем. По всей вероятности, Захария был в это время на несколько степеней выше, нежели каким он здесь представляется. И в физической природе существо слабейшее бывает потрясено при приближении к нему существа, в котором сосредоточивается более сил и деятельности. О видениях говорят: «Если при видении за кратковременным страхом следует радость, то это знак, что видение от Бога, если же страх продолжается непрерывно, то это знак, что пред тобою враг». Какая сила вопроса Захарии? В подлиннике так: χατα τι γνωσομαιτουτο. У нас некоторое отступление от подлинника. Что хочет знать Захария? Рождение сына; это показывают следующие слова: «аз бо есмь стар..». Как бы так говорит: «Трудно поверить словам твоим; ибо я стар». Но неужели он не знал силы Божией? Неужели он не знал истории Авраама и других подобных? Как священнику, это ему должно быть известно, а как священнику праведному, святому, еще более должно быть известно. Но когда он пришел в состояние смущения, то язык у него сделался как бы туже сердца; ум не мог приложить сих общих правил к его состоянию…

Ангел говорит: «аз есмь Гавриил..» (Лк. 1:19). – Ответ как бы не на вопрос. Захария требует разрешения сомнения; Ангел отвечает: «я Гавриил..». Но в самом деле ответ был уверительный, успокоительный, и вместе содержал упрек. «Гавриил» с подлинника значит «сила Божия», а «у Бога не изнеможет всяк глагол» (Лк. 1:37). Как бы так говорит Ангел: самое имя мое должно уже ручаться за справедливость слов моих и возможность исполнения оных. «Предстояй пред Богом». Выражение сие взято с восточных обычаев, и означает близость к престолу царя и особенную доверенность его. «Послан есмь глаголати к тебе, и благовестити тебе сия», то есть предстою тебе; и ты ли не уразумел сей чести. «Сия», то есть я пришел возвестить тебе радость, а ты встречаешь меня сомнением.

В одном церковном стихе поется: не отвечай, не противоглаголи, старче; Гавриил бо глаголет тебе. «И се, будеши молчя» (Лк. 1:20). Но этим уверением дело не кончилось. Поелику Захария не верил, то должен был потерпеть наказание за неверие. Ангел говорит: «ты будешь нем и не будешь говорить»: кажется, это одно и то же. Посему отцы для избежания повторения переводят иногда первое: глух, на том основании, что у людей обыкновенно с немотой соединяется глухота; но это можно принять за усиленное выражение по свойству языка еврейского. Впрочем, у Захарии действительно глухота могла соединиться с немотой. Ибо евангелист Лука в одном месте (Лк. 1:22) говорит, что Захария «бе помавая» людям, а в стихе 62 говорит, что люди «помаваху» ему. Если бы он мог слышать, то его не спрашивали бы знаками, а – словами. У нас сказано: онемеешь, в подлиннике εση σιωπων. «Онемеешь» более значит, нежели «будешь молчать… До негоже дне будут сия» – наказание и вместе милость. Ибо так наказан Захария для усугубления радости его; он будет после радоваться и о рождении сына и о разрешении языка. Таковы-то были Божий наказания, и так-то благотворна цель оных.

«Зане не веровал еси словесем моим». Захария прежде называется праведником; как же мог он не веровать? Но он мог быть иногда и ниже состояния своей праведности. В одном церковном стихе читается: «Молчание старче законного писания изображает тайну; пришедшей бо благодати умолче Моисей». Но в наказании Захарии не сбылось ли то же, что сбылось некогда со смоковницей, в которой Спаситель не отнял силы плодотворения, а только объявляет то, что уже естественно произошло. Захария от страха смутился; душа его и тело пришли в беспорядок, силы их получили превратное направление. Если бы он и оправился (а оправила бы его вера), то душа все бы взяла верх над телом, и могла бы произойти радость. Но у Захарии вера поникла под сомнением. Это расстройство должно было произвести какой-либо недостаток в телесном члене, и вот он обнаружился в отнятии языка, то есть Захария сам у себя отнял язык смущением и неверием. Так онемение произошло от неверия, только не по прямому направлению. Ангелу как бы не свойственно налагать такое наказание.

Так и вообще можно думать о наказаниях Божественных, и считаемые у нас наказания за положенные Богом можно почитать естественными последствиями греха, хотя, впрочем, мы часто не можем замечать их теснейшей связи с грехом. Так думать полезнее для нравственности. Убеждение, что грех сам себя наказывает, сильно действует на отвращение от зла. Пусть, так сказать, Бог положительно не наказывает нас; зло возьмет свое.

«И беша людие ждуще Захарию» (Лк. 1:21). Народ мог ждать Захарию для принятия благословения, но вместе и считал неприличным выходить из церкви прежде священника.

«Не можаше глаголати к ним» (Лк. 1:22), то есть не мог благословлять, или отвечать на вопрос, почему он так долго медлил в церкви; люди догадались, что он видел видение в церкви, ибо что другое могло быть в церкви?

«И бысть яко исполнишася дние службы его, иде в дом свой» (Лк. 1:23). Но прежде окончания чреды, он не мог или, лучше, не хотел возвратиться в дом. Из сего видно, что он был праведен и ходил в оправданиях Господних беспорочно. Ибо ничто не мешало ему после видения отправиться в дом; но он остался в храме и, вероятно, отправлял некоторые службы, только не мог благословлять.

«Таяшеся месяц пять» (Лк. 1:24). У нас может означать сие, что она могла обращаться с людьми, но вместе и таить свою беременность. Но в подлиннике περιεκρυνεν εαυτην μηνας πεντε – значит «скрывалась в доме». Святой Амвросий догадывается отчасти и о причине ее укрывательства. Penitus sui erubescat estate, – говорит он. Для престарелой женщины сделаться матерью как бы сопряжено с некоторым стыдом. С другой стороны, она могла скрываться в доме по причине радости. Радость при Божественном посещении любит скрываться – оставаться в неизвестности. Правда, иногда она и обнаруживается, иногда сердце отрыгает слово благо и хваления льются; только радость человеческая любит открываться и разглашаться.

«Призре отъяти поношение мое в человецех» (Лк. 1:25). Подлинно, поношение было, ужасное. Как многочадие признавалось признаком благоволения Божия, так бесчадие было знаком гнева. Вот первое в Новом Завете явление Ангела со благовестием о зачатии Предтечи. Неверующие в наше время желают чудес. Руссо требовал, чтобы ему явился Сам Бог. Но при сих явлениях не всегда бывает хорошо; посему Израильтяне не худо поступили, когда отреклись непосредственно беседовать с Богом, а просили Моисея быть своим ходатаем.

Велика, без сомнения, была радость у праведных Захарии и Елисаветы по поводу предсказанного им рождения их великого пред Богом и людьми сына, святого Иоанна Крестителя. Радуются и многие другие люди по поводу ожидаемых, то есть имеющих от них родиться детей. Даже в обычай вошло праздновать и веселиться в день рождения. Дабы наша радость по поводу этого семейного события имела разумное основание и обнаруживалась в христианском духе, сопровождаясь христианскими мыслями и чувствованиями, размыслим, братия, о днях рождения христианина.

У всякого из нас, как истинного христианина, не один день рождения, а три:

Первый день рождения есть тот, в который мы родились на сей свет, подобно всем людям. В этот день рождения мы получили от Господа Бога телесную жизнь и сделались человеками, т.е. лучшим созданием Божиим на земле, созданием, одаренным разумом, свободою воли и чувством. Как все мы родились весьма бессильными и немогущими помочь себе, то Бог вложил весьма нежную любовь к нам в сердце нашего отца, еще нежнейшую любовь в сердце нашей матери, и как бы сказал им: «старайтесь о рожденных вами, воспитывайте их, вверяю их вашей любви!» И как они старались об нас! Как любили нас!

Второй день рождения нашего есть тот, когда мы чрез Святое таинство Крещения родились в жизнь духовную. Господь Бог даровал нам не только телесную жизнь и заботится о ее сохранении, но Он даровал нам еще жизнь духовную и о сохранении ее заботится еще более. Посредством прародительского греха мы сделались, как всем известно, нечистыми, весьма склонными ко греху и недостойными для Царствия Небеснаго. Поэтому Господь благоволил послать к нам Своего Единородного Сына, Который Свою смертию, с Своей стороны, и нашею верою и Святым Крещением, с нашей стороны, очистил нас, освятил нас и даровал нам право на Небесное Царство. Этот день по справедливости может быть назван вторым днем нашего рождения. Первое рождение сделало нас человеками, второе христианами, чадами Божиими. Первое рождение дало нам жизнь телесную, земную, второе – жизнь духовную, небесную. Наше крещение Сам Иисус Христос называег рождением: «аще кто не родится водою и Духом, не может внити в царствие Божие» (Иоан. 3, 5), а святой апостол Павел – «банею пакибытия» (Тит. 3,5).

Третий день нашего рождения приходит к нам в день нашей смерти. Если истинно-духовная, получаемая нами посредством веры и Святого Крещения, жизнь в последствии времени, именно, в лета полного смысла и рассуждения, сохраняется, питается и укрепляется; ежели наша душа, посредством святой, постоянной и сильной любви к Богу и ближним, созревает для вечности: то, наконец, приходит к нам третий день рождения – день смерти. Потому что для истинного христианина умереть – значит то же, что родиться, родиться в вечную жизнь. И первые христиане, как сказывает история, всегда называли день смерти святых мучеников «днем рождения»; а, посему и праздновали дни их смерти, как дни торжественные, – дни, в которые они родились в жизнь вечную и истинно блаженную.

Первое рождение вводит нас в настоящий мир, второе – в царство Божие на земле, третие в царство Божие на небесах – в небесное блаженство.

Итак, у всякого истинного христианина – подлинно три дня рождения. Но из всех этих дней рождения самый важный третий день рождения – день смерти; потому что только день смерти решает, какова должна быть и будет наша участь в вечности, т.е. участь не на известное время, но участь всегдашняя, вечная. День телесного рождения хорош, день рождения духовного еще лучше; но они не решают нашей вечной участи: ее решает день смерти.

Смерть – рождение или переход в жизнь будущую – для многих должна быть весьма страшна, и посему всем нам должно употреблять настоящую жизнь всевозможно согласно с тем, для чего Господь Бог дал нам ее. Мы родились не для того, чтобы только жить, или жить как нам хочется; но для того, чтобы жить так, как угодно Господу Богу; а Господу Богу угодно, чтоб мы жили в здешней жизни свято. «Сия есть воля Божия: святость ваша», говорит святой апостол (1Солун. 4, 3). Для этого дана нам земная жизнь! И без святости нет истинного блаженства и жизни: «храняй закон» – «блажен» (Притч. 29, 18); «нечестивии же в день зол погибнут» (Притч. 16, 4), говорит премудрый.

«Сколько тебе от роду лет?» спросил некто одного старца во сто лет. «Пятьдесят», отвечал он.  «Только пятьдесят?» с изумлением сказал спросивший. – «Пятьдесят», опять отвечал старик; «только пятьдесят лет я живу с умом и для Бога. Первых пятидесяти лет моей жизни, проведенных в греховной легкомысленности, не могу причислить к моей жизни. Эти лета не были жизнь: моя душа тогда не чувствовала себя; тогда во мне жили различные страсти, и я был так сказать, в умопомешательстве: тогда я не жил!»

Этот старец рассуждал о летах своей жизни весьма справедливо; потому что важность жизни в самом деле заключается не в том, долго ли кто жил, а в том, хорошо ли кто жил. Ежели бы спросить нас о летах нашей жизни в этом смысле, то весьма многие, поступая искренно и совестно, сказали бы: я жил только еще один, два, три года и так далее; а многие, может быть, сказали бы: «я еще вовсе не жил!»

Чаще вспоминайте, возлюбленные мои о Христе братья и сестры, о днях своего рождения и о том, для чего мы все рождаемся! Ибо что нам в жизни, ежели проводим ее так, что должны будем страдать вечно, страдать ужаснейшим образом и без всякой надежды на отраду?! Будем жить так, чтобы нам во всю вечность праздновать день нашей смерти, как день нашего рождения для блаженства и день вступления в вечное блаженство.

Протоиерей Григорий Дьяченко