171 год со дня рождения основателя храма Сергия Слепяна

9 апреля церковь Покрова Пресвятой Богородицы на Боровой улице чтит память одного из основателей и первого священника Покровской церкви на Боровой улице Сергия Николаевича Слепяна, одного из пионеров пастырско-миссионерской деятельности на рабочих окраинах Петербурга., инициатора создания Вонифатьевского общества трезвости во имя святого мученика Вонифатия.

Израиль Иосифович Слепян родился 9 апреля (28 марта по ст.ст) 1852 г. в Минске к семье именитого и богатого купца, имевшего несколько собственных домов, винокуренный и пивоваренный заводы и общественный сад для гуляний. Семейство Слепянов из трёх сыновей и пяти дочерей отличалось строгим исполнением всех религиозных предписаний. Ещё будучи пятилетним ребёнком, Слепян становился в синагоге вместе с певчими. На седьмом году Слепян был отдан в хедер, так что к 13 годам он был уже вполне образованным талмудистом. С 15 до 18 лет Слепян обучался в Минском коммерческом училище, после чего занимался дома языками и музыкой. Однако и в этот период главным предметом его занятий были молитва и чтение еврейских религиозных книг.

Сергий Николаевич Слепян (09.04 (28.03) 1852 – 02.03 (17.02) 1912

На 19-м году отец взял его в Петербург с намерением отдать в музыкальное учебное заведение. Однако знакомые правоверные евреи постарались отговорить Слепяна-старшего от этой мысли и рекомендовали ни в коем случае не оставлять сына в столице, поскольку под влиянием русской атеистической интеллигенции ему могло скорее всего угрожать полное равнодушие к религии. Послушавшись этих советов, Иосиф Слепян решил вернуться домой, оставив надежду на светское образование сына.

Однако визит в Петербург оказал всё же своё влияние на Израиля Слепяна. Во время пребывания в столице ему удалось тайно от отца зайти в Исаакиевский собор, которым произвел на него огромное впечатление. Особенное впечатление на него, от природы музыкального, произвело богослужение.

Это посещение заронило в нем критическое отношение к иудаизму. В то же время христианство стало возбуждать в нем сочувствие. В его душе началась борьба двух религиозных воззрений. Одно время ему казалось, что ученые евреи смогут рассеять его сомнения, но на сей раз их доводы показались ему неубедительными. Всё это посеяло в молодом Слепяне глубокий душевный разлад, продолжавшийся до 22-х летнего возраста. Наконец, он тайно выхлопотал себе необходимые документы и под видом мнимой коммерческой сделки тайно уехал в Петербург. Это произошло в 1874 году.

Прибыв в столицу, Слепян тотчас же приступил к делу. Один из архимандритов Александро-Невской Лавры направил его к придворному священнику Никандру Брянцеву, который являлся в Петербурге главным и, быть может, единственным миссионером среди евреев. Он в конце 60-х гг. организовал в столице на средства благотворителей приют для тех евреев, которые пожелали бы принять крещение.

О том, каким целям служил этот приют, наглядно рассказывает петербургский журнал «Церковный вестник» (1888, № 8): «Принять крещение еврею в Петербурге почти так же мудрено, как и православному перейти в еврейство. Лишаемый всякой поддержки со стороны родных и своего общества, иудей, желающий принять крещение – будь он торговый человек или учащийся – едва ли может надеяться на помощь со стороны русских до времени совершения таинства. Между тем последнее по закону может совершиться только через 4 месяца после заявления иудея о желании креститься и при том под условием:

1) полного оглашения и затем экзамена;

2) исправности документов;

3) присутствия воспреемников.

Между тем едва ли из десяти столичных священников обращаемый найдёт одного, кто согласился бы его огласить, — вследствие чего и случается нередко, что, потолкавшись по их прихожим комнатам, иноверец решительно прекращает свои попытки вступить в церковь. Исправность документов есть по преимуществу мудреное дело для прозелита-иудея, ибо его кагал все усилия употребит, чтобы задержать или затерять часть бумаг и, таким образом, протянуть время голода, отвержения и уныния обращаемого. В крестные отцы к еврею можно найти только купца под условием мирской награды, хотя и в будущем».

Брянцев и создал свой приют с той целью, чтобы дать в нём жилье и временный источник пропитания для тех евреев, кто не имел в столице никаких связей и оказался бы без всякой материальной помощи, пожелав перейти в христианство. Поскольку в петербургском обществе царило крайне скептическое отношение ко крещённым евреям, Брянцеву приходилось тратить множество усилий в своём миссионерском деле, с трудом добиваясь каких-либо уступок. Брянцева очень возмущало такое отношение к его подопечным. Он писал по этому поводу, что «до настоящего времени негуманное отношение православных и крещенным евреям, а ещё более к желающим принять св. крещение, сказывается очень и очень часто» («Странник», 1870, т. 4, стр. 54). Он говорил, что ему нередко приходилось слышать от людей, к которым он обращался за участием в пользу неофита, пословицу: «Жид крещённый, что вор прощённый, обоим камень на шею да в воду». По словам Брянцева некоторые евреи, встречая подобный приём либо вовсе оставляли желание креститься, либо вступали в другие христианские исповедания, которые давали крещенным евреям точно такие же юридические права, что и православие.

Брянцев, к которому и обратился Слепян, принял его радушно. 18 августа 1874 г. Слепян был крещён в церкви брянцевского приюта с именем Сергея Николаевича. Его воспреемниками были почётный гражданин Груздев и генеральша Рева. После этого для Слепяна началась самая трудная пора: отставши от родных, не имея знакомых в новом кругу и лишённый средств, он очутился лицом к лицу с безысходной нуждой. К тому же он опасался поисков со стороны родителей, что доставляло ему большие душевные страдания.

Но отец всё же отыскал сына в столице. Их встреча была крайне тяжёлой. Отец плакал, грозил сыну, делал ему заманчивые предложения, но несмотря на всё это Слепян-сын наотрез отказался вернуться в иудаизм. Подавленный, отец уехал ни с чем.

Тем временем бедствия Слепяна не прекращались: все его вещи были проданы и заложены, а работы всё не было. Наконец, он получил место кассира товарной станции железной дороги. Прослужив здесь несколько месяцев, Слепян на скопленные деньги уехал за границу. Первое время он остановился в Кенигсберге, где некоторое время давал уроки музыки, а затем переехал в Лондон. Там после долгих скитаний ему удалось поступить на резиновую мануфактуру Сильверстон. В свободное от работы время Слепян стал посещать миссионерские собрания, имевшие целью обращение евреев, и одно время намеревался ехать для этого в Западную Россию. В Лондоне Слепян и женился на шотландке Евгении Колли.

Слепян Евгения Альфредовна, урожденная Колли        (жена о. Сергия)

Пробыв в Англии около 4 лет, Слепян стал думать о возвращении в Россию. Имея постоянную переписку с Брянцевым, посоветовавшись с ним, Слепян в 1879 г. вернулся в Петербург, где устроился работать в магазин прорезиненной одежды купца Собейникова, одновременно поступив вольнослушателем Духовной Академии. Вскоре, в 1882 г. магазин Собейникова сгорел, и Слепян устроился старшим конторщиком на «Новую бумагопрядильню» братьев Говард – крупную прядильно-ткацкую фабрику, в советское время носившее имя революционера Анисимова.

Тем временем дела Брянцева стали приходить в упадок. Постепенно он лишился поддержки сверху. В 1884 г. он ушёл в отставку в возрасте 60 лет. Приют его лишился специальной миссионерской направленности для евреев. В феврале 1888 г. Брянцев скончался.

– Горе теснит мою грудь, – сказал у могилы покойного Слепян, – и я не умею выразить словами те чувства благоговения и любви, которыми переполнены сердца его духовных детей. («Церковный вестник», 1888, № 8).

Район Петербурга, в котором находилась «Новая бумагопрядильня», изобиловал фабриками и заводами, и поэтому был населен рабочими, среди которых было распространено безверие и разврат. Наблюдая нравственный упадок среди рабочих своей фабрики, Слепян, познакомившись с некоторыми наиболее степенными рабочими, постарался повлиять на них так, чтобы они оставили поступки, несовместимые с христианской верой. Он приглашал к себе знакомых рабочих, приводил им примеры христианской жизни, объяснял Священное Писание, читал святоотеческие поучения. Вскоре беседы Слепяна приобрели такую популярность, что он стал проводить их и в будние дни, причём состав слушателей непрерывно пополнялся, и через небольшое время квартира Слепяна стала тесна для всех желающих. Тогда общими силами сняли отдельную квартиру специально для бесед: в ней помещалось до 300 человек. Собрания стали проводить три раза в неделю.

Новая бумагопрядильня (Новая бумагопрядильная мануфактура) 1846 – 1921 года. Фото начало XX века

Через год и это помещение стало тесным, так как слушатели всё прибывали. Было снято новое помещение, вмещавшее уже 600 человек. Слава бесед Слепяна росла. Редкая и даже исключительная по тем временам инициатива Слепяна была замечена, и вскоре к его проповеднической деятельности примкнули преподаватели и студенты столичной духовной академии. Важно отметить, что в их числе были многие впоследствии крупнейшие деятели Русской Церкви, в т. ч.: епископ Выборгский, впоследствии митр. Антоний (Вадковский), архимандрит и также впоследствии митрополит Антоний (Храповицкий), иеромонах и впоследствии митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий), иеромонах и впоследствии патриарх Московский Тихон, священник и впоследствии настоятель Казанского Собора Ф. Орнатский и др.

Среди студентов был и будущий патриарх Сергий (Страгородский). Таким образом, среди участников бесед Слепяна было два будущих патриарха и оба претендента на патриарший престол в 1918 г.: митрополит Антоний (Храповицкий) и митрополит Арсений.

Проповедничество среди рабочих, среди студентов-старшекурсников академии приобрело такую популярность, что даже получило своё прозвище: «У Слепяна». Впоследствии чтения у Слепяна стали проводиться от имени вновь созданного общества религиозно-нравственного просвещения, и роль Слепяна, как их зачинателя стала постепенно забываться. Но даже 10 лет спустя, когда отмечался десятилетний юбилей проповеднической деятельности студентов, петербургский епархиальный орган подчёркивал, что успех этой деятельности зависел от сближения студентов со Слепяном, «ревность которого не знала границ» (СП. В., 1897, № 48).

Тем временем рабочие «Новой бумагопрядильни» стали собирать средства на постройку собственного храма против фабрики. Это начинание решились финансировать некоторые богатые люди, к т. ч. сами хозяева — Говарды. Комитет по постройке храма возглавил будущий обер-прокурор Синода В. Саблер. Храм вскоре был построен и освящен под названием Покровского. Он не был приходским, будучи предназначен для нового общества в честь Покрова Богоматери, а впоследствии вошёл в состав товарищества религиозно-нравственного просвещения.

Братская Покровская церковь на Боровой улице. Начало XX века

В марте 1891 года Слепян был приглашён к архиепископу Петербургскому Палладию (Раеву), который предложил ему, уже окончившему Духовную академию в качестве вольнослушателя, стать священником. 24 марта Слепяна рукополагают. Отныне он становится отцом Сергием.

Став священником на 39 году жизни, он прежде всего старается устроить богослужение так, чтобы оно никого не оставляло равнодушным. Это отнюдь не тривиальное стремление существенно расходилось с привычной практикой приходской жизни. Прежде всего он обратил внимание на свои жесты во время службы, считая каждое движение священнослужителя важным элементом священнодействия. Он вводит частое, два раза в неделю, исполнение акафистов, читает яркие проповеди, использует любительский хор и добивается всем этим большого успеха среди верующих.

Священник Тихомиров говорил, что благоговейное служение литургий, частых акафистов с пением любительского хора привлекало в его церковь массу молящихся. Особой популярностью пользовались его почти ежедневные проповеди. Он также был прекрасным исповедником, что в свою очередь привлекало к нему множество духовных детей.

По-прежнему одной из главных сторон его деятельности оставалась христианская миссия среди рабочих. Такого рода деятельность была тогда крайне редким явлением несмотря на то, что ещё в 70-80-х годах Иоанн Кронштадтский практиковал широкую помощь рабочим и бедным в своём городе. По-видимому, Слепян во многом руководился его примером, когда приступил к организации общества трезвости им. св. Вонифатия. Хотя официально это общество было предназначено только для борьбы за трезвость, оно на самом деле носило характер братства, где пьянству был противопоставлен дух древнехристианских общин. Он устраивал ежемесячные собрания рабочих за обеденным столом, беседовал с ними о жизни, совершал многолюдные крестные ходы к петербургским святыням: Сергиевой пустыни, Валааму и т. п.

В январе 1893 г. в братстве насчитывалось 400 человек. Оно находилось на виду, и его часто посещали различные именитые гости.

отец Сергий Николаевич Слепян

Однако, наиболее сокровенным делом Слепяна стала его миссионерская деятельность среди евреев. Сразу после своего рукоположения Слепян добивается того, что его церковь становится центром крещения иноверцев и, таким образом, он превращается в наследника Брянцева. Позднее в октябре 1892 г. он организует благотворительное общество ревнителей веры и милосердия, целью которого являлось оказывать духовную помощь новообращённым, в особенности евреям, как в части подыскания воспреемников, так и в части устройства жизни после крещения.

На этом поприще и проявлялось основное рвение Слепяна. К январю 1893 г. он крестил 108 евреев, а к 1894 г. эта цифра уже превысил 300 человек. В апреле 1893 г. корреспондент популярного «Петербургского листка» сообщал, что в организуемых Слепяном «крестных ходах и паломничествах можно видеть много юных христиан, вчера ещё бывших магометанами, евреями, а сегодня с благоговением несущих святые иконы. В числе говевших нынешним великим постом в братском храме было очень много прозелитов». В этом журналист усматривал признак искренности крещенных Слепяном евреев, поскольку в говении не могло быть никакой корысти.

Однако, над Слепяном начали сгущаться тучи. Когда был создан Покровский храм, многие прихожане соседней приходской церкви перешли к Слепяну, что уже тогда послужило причиной жалобы её причта епархиальному начальству. Однако, тогда этой жалобе не было дано хода. Затем второй священник Покровского храма Беляев, сам желавший стать настоятелем, принялся сочинять на Слепяна доносы.

На них также не обращали одно время внимания, но внезапно им дан был ход, и неожиданно, ко всеобщему удивлению Слепян был переведён из Покровского храма в Спасо-Бочаринскую приходскую церковь на Выборгской стороне под надзор настоятеля и без права произносить проповеди. Основанием для этого наказания была выставлена слишком тесная связь с рабочими, т. е. то, что напротив надо было считать заслугой и что ещё недавно считалось главной целью проповеднической деятельности студентов Духовной Академии.

Однако, целый ряд соображений показывает, что это был лишь внешний предлог для устранения Слепяна. Дело в том, что почти одновременно была прекращена православная миссия и в других местах России, и, в частности, в Вильне. Но самым красноречивым фактом является статистика крещения евреев за эти годы. Дело в том, что крещение евреев к 1893 г. достигло небывалых доселе размеров (см. И. Преображенский, «Отечественная церковь. Статистические данные от 1840 до 1891 г.», СПб, 1897, а также ежегодные отчёты Синода с 1892 г.).

Непрерывно возрастая примерно с 1883 г., численность евреев, ежегодно принимавших православие, не считая других христианских исповеданий, достигла в России 1420 человек, в то время как в 1883 г. она составляла 461, в 1886 г. — 700, в 1891 г. — 1178, а в 1892 — 1393 человека. В разных местах России в 1892-93 гг. обнаружились деятельные миссионеры из евреев. В Петербурге был Слепян, в Вильне — Дрейзин. В Одессе анонимный автор М. С. опубликовал серию статей в местной печати (см. «К братьям», Одесса, 1893), посвящённых крещению евреев. В мае 1893 г. приват-доцент Киевского университета А. Грен обратился в Синод с предложением («Церковный вестник», 1893, № 49) открыть отделение при Киевской Духовной Академии для подготовки миссионеров среди евреев.

Всё это было встречено с явным неудовольствием в правящих кругах, опасавшихся, что в один прекрасный день они смогут очутиться рядом с великим множеством евреев, приобретших гражданские права и которых, не удастся ассимилировать, причём в этом случае исчезнет такой удобный повод для дискриминации, как правовые ограничения по вероисповедным причинам. Короче говоря, возможность вхождения евреев как национальности в церковь была явно неприемлемой для правительства.

В связи с этим были приняты ограничительные меры, целью которых было снижение до минимума числа крещений евреев, для которых также была введена некая негласная процентная норма. Внешне это выразилось в резком ужесточении и без того жёсткой регламентации принятия евреев в православие. Одной из таких мер было запрещение крестить евреев не на месте своего жительства, что для многих являлось абсолютным затруднением, поскольку на месте жительства такие евреи встречали сильное сопротивление со стороны родных и близких.

Результаты не замедлили сказаться. В 1894 г. число евреев, принявших православие, сократилось до 1254 человек, в 1895 г. — до 1102, в 1896 г. эта цифра составила 901 и постепенно понижаясь, снизилась к 1907 г. до 579. Особенно резкое снижение числа крещений наблюдалось в Петербурге, где дело миссии находилось ранее в руках Слепяна. Здесь вместо 116 человек в 1893 г. эта цифра снизилась к 1895 г. до 50.

В связи со всем этим удаление Слепяна и следует рассматривать как проявление новых ограничений в части крещения евреев. Одновременно, как уже говорилось, была свёрнута Виленская миссия. В то же самое время было отклонено предложение Грена, которое разбирала особая комиссия Синода («Киевлянин», 1893 г., № 351).

Инициатива удаления Слепяна вряд ли могла принадлежать Синоду, поскольку известно, что как сам обер-прокурор Синода Победоносцев, так и его заместитель Саблер, были почитателями Слепяна. Более того, среди близких друзей Слепяна были: духовник царской семьи И. Янышев, протопресвитер военного духовенства С. Голубев, настоятель Казанского Собора Ф. Орнатский, еписков Вениамин (Казанский) и др. влиятельные духовные лица. Внезапное изменение отношения к Слепяну могло, по-видимому, объясняться только непосредственным вмешательством правительства.

Однако, благодаря переводу Слепяна на Выборгскую сторону причт соседней с Покровским храмом церкви ничего не выиграл. Все прихожане Слепяна, не взирая на дальнее расстояние, последовали за Слепяном в его новую церковь. Настоятель этой церкви естественно был доволен таким наплывом людей, и его надзор превратился в покровительство. Первоначальный запрет на чтение проповедей был снят, по-видимому, года через два. Во всяком случае, уже в 1896 году Слепяну поручалось чтение проповедей и вне своей церкви, в обществе религиозно-нравственного просвещения. Так, судя по епархиальной печати, им были прочтены проповеди: «О слове Божьем», «Пребывание благодати Божией в церкви Христовой», а также об Иоанне Лествичнике и о христианском перенесении скорбей. Ему также поручались иногда проповеди и в Андреевском соборе.

Что касается миссии среди евреев, Слепян стал совершать её на свой страх и риск, рассылая Евангелие и брошюры на христианские темы по еврейским окраинам, а во время отпусков сам выезжал туда для бесед с евреями. В то же время враждебность русского общества ко крещённым евреям ещё более усилилась. Об этом имеются два красноречивые свидетельства: одно из них принадлежит крещённому еврею Н. Зюсмену, а другое священнику А. Синайскому.

Зюсмен возмущался по поводу того, что затрачиваются крупные средства на миссионерские общества для крещения полудиких людей, в то время как совершенно отказываются вести миссионерскую работу среди евреев. «Евреи лишены у нас человеческих прав», — писал Зюсмен (По «Духовный вестник», 1900, № 43). — Казалось бы, если евреи нам нелюбы за свою веру, то мы должны бы хотеть, чтобы они возродились и переродились, присоединившись к общегосударственной вере». «Но и этого нет в русском обществе», —говорит Зюсмен. — Оно в этом отношении «объято какою-то египетской тьмой».

В ответ на это анонимный автор в «Церковном вестнике» (1900, № 46) утверждал, что «евреи при всеобщей грамотности среди них, если захотят, сами могут доискаться истины, которая едина; если же не хотят, то метать пред ними бисер, когда миллионы невежд ищут света среди глубокой тьмы, было бы роскошью при сравнительно малом ещё числе делателей на ниве Господней».

В 1902 году А. Синайский показал, сколь трагическим является положение крещённых евреев («Церковный вестник», 1902, № 29). «Неудивительно встретить, – писал он, – евреев-обращенцев, которые, оторвавшись от своей семьи, знакомых и родного края и не освоившись с условиями и лицами нового местожительства, испытывают непрерывные и непосильные затруднения, лишения и нужду; только природная изворотливость и уменье приспособиться к житейским обстоятельствам помогают многим из них не падать духом в борьбе за существование; но не мало их и погибает; не только в душе, но и на деле они отрицаются от христианства, искусно избегая кары преследования и кары закона». И это в то время, как люди состоятельные, с образованием устраивались в новой обстановке легко и удачно, но таких счастливцев, как говорит Синайский, было мало.

В 1900 году Слепяну было дано почётное поручение сопровождать прибывшего в Россию настоятеля Кентерберийского Собора А. Риива. По-видимому, это было связано со знанием Слепяном английского языка, а возможно и с какими-то личными связями. Риив вместе со Слепяном посетил Александро-Невскую Лавру и Духовную Академию, а также Троице-Сергиеву пустынь.

После некоторого промежутка времени был снят запрет и с социальной деятельности Слепяна, который и на Выборгской стороне принялся организовывать сады и ясли для детей работающих женщин. В этих учреждениях детей кормили, одевали и учили. Для детей устраивались праздничные угощения, готовились подарки, справлялись рождественские ёлки. По-прежнему Слепян стал устраивать крестные ходы. Однако, теперь эта деятельность в печати уже не комментировалась.

Тем временем популярность Слепяна среди народа продолжала возрастать, причём приняла такие формы, что его стали ставить наряду с прославленным Иоанном Кронштадтским.

В 1902 году производилось дознание по делу крестьянина Пономарёва из Галичского уезда Костромской губернии, обвинённого в неповиновении духовным властям. Это дознание проводил епископ Костромской Виссарион (Нечаев). По его сообщению, Пономарёв «только двух священнослужителей признаёт достойным того, чтобы им повиноваться. Это о. Иоанн Сергиев Кронштатдский и о. Сергий Слепян». (А. Ростовский, Церковные ведомости, 1910, № 25). Пономарёв рассказывал, что, будучи в церкви, где служил Слепян, он слышал его проповедь о том, что древние христиане имели великую любовь ко кресту, который они ставили на верху домов своих, на улицах, на перекрестках. Дети тогда ходили по улицам и пели псалмы, а родители выходили и слушали пение своих детей. Это дало повод Пономарёву поставить крест на своём доме.

Этот случай явственно показывает, какой огромной популярностью пользовался Слепян в простом народе, если он, как и Иоанн Кронштадтский, привлекал к себе внимание паломников со всей России.

Однако в отличие от Иоанна Кронштатдского деятельность Слепяна публично не комментировалась и ничем не вознаграждалась. Поклонники Слепяна переживали за него. Одна из жалоб проникла в столичную печать. Описывая крестный ход со Слепяном в Сергиеву пустынь, его почитатель спрашивал: «Неизвестно только, по чьему желанию батюшка перевёлся на Выборгскую! Это крайне печально, ибо бывшие бедные его прихожане должны проходить туда несколько вёрст, чтобы прослушать литургию и проповедь своего любимого батюшки».

В марте 1904 года Слепян по собственному желанию был переведен настоятелем в церковь Николаевского комитета для разбора и призрения нищих. Это была очень бедная домовая церковь, как видно из её названия, но, по-видимому, Слепяна привлекало здесь независимое положение тем более, что за ним повсюду следовали его духовные дети.

Вскоре ему удалось основать новое учреждение — «Сергиевское общество трудовой помощи бедным труженикам Петербурга», бессменным председателем которого он был до своей смерти. В адрес этого общества поступило много пожертвований.

На открытии его в мае 1904 года в Тенишевском училище Слепян выступил с речью. Речь эта до некоторой степени проливает свет на опасения, которые испытывали власти в связи с его деятельностью среди рабочих. В этой речи Слепян не просто призывает к христианской благотворительности. Его слова служат обвинением богатому Петербургу с его социальными контрастами.

«Глубокая грусть проникает в душу, — говорил Слепян, — когда на отпевании младенцев представляются причту докторские свидетельства, что смерть ребёнка последовала от недостатка питания, от полного истощения. И это в нашем столичном городе, который претендует на великое название города просвещённого, в высшей степени культурного, где существуют роскошно обставленные рестораны с годовыми оборотами на миллионы рублей, где завтраки и ужины оплачиваются сотнями».

Однако Слепян не выступал в роли социального демагога, на которую скатился священник А. Гапон, явившийся косвенным виновником Кровавого Воскресенья – 9 января 1905 года, возглавив рабочую манифестацию к Зимнему Дворцу.

После революции 1905 г. в России резко усилился антисемитизм, ставший ещё более откровенно принимать расовые формы.

Это вызвало резкое усиление вражды ко крещённым евреям. Уже незадолго до этого вражда эта стала приобретать теоретические формы. Так С. Шарапов писал об этом прямо ещё в 1901 году «Еврей, принявший христианство, только с внешней стороны становится нашим. Увы! Вся его сущность, выражающаяся не в воззрениях и верованиях, а в расовых свойствах, остаётся неприкосновенной. Если он сделал это искренно (в 1/100 части случаев), то мы получаем фанатика-христианина, часто лишь компрометирующего нашу широкую и терпимую веру. Если он сделал это ради права на жительство, мы обогащаемся лишним ренегатом. Разве ж мы не знаем, что такое в большинстве своём эти перекрещенцы» («Мирные речи», стр. 141-142).

В 1907 году в Москве на средства монархистов открывается школа имени одного из родоначальников черносотенства Грингмута. Организаторами её было заявлено, что в ней «дети евреев, даже и крещённых, ни в коем случае не принимаются» («Церковные ведомости», 1907, № 46).

В феврале 1911 года совет объединённых дворян заявил, что он считает необходимым не допускать евреев, хотя бы и крещенных, ни на какую деятельность (законодательную, педагогическую и т. д.) («Колокол», 1911, 11 февраля).

Антисемитская кампания черносотенцев в конце концов коснулась и Слепяна. 7 мая 1908 г. черносотенная газета «Русское знамя» поместила статью С. Глебова, который негодовал по поводу того, что «какие-то Шрульки и Цадики» могут молиться. «Не кощунство ли это? — писал автор. — Ну, кому евреи могут молиться, если они еретики? Не лучше всего воспретить им это моление перед истуканом?»

Даже крайне правый «Колокол» не смог удержаться от укоризны в адрес «Русского знамени» за эту статью. 13 мая Н. Б-цкий позволил себе укорить Глебова в невежестве и отметить, что статья его написана не по разуму. По его словам, статья Глебова «обнажила такую темноту «Русского знамени» по части разумения веры Христовой и такую неопрятность обращения с религиозными истинами, что нам хотелось бы молить кормчих истинно-русской газеты поосторожнее касаться незнакомых ей вопросов».

В ответ на статью «Колокола» «Русское знамя» 2 июня разразилось грубой бранью. В статье «Удивительные люди эти богословы!» некто под псевдонимом «Русский» заявил, что «думы» богословов из «Колокола» являются жидовскими. «Да и впрямь-то в числе богословов «Колокола» нет ли жидов? – спрашивал он. – Ведь это совершенно по-современному. У нас теперь даже есть архиереи из евреев, а не только что попы из жидов, подобно о. Слепянам, Потапенко, Гапонам… Но мы ведь не к евреям-богословам обращались со своим вопросом… Эх, г. богословы! Сейчас видно, что вы из интернационалов… А православным людям таких богословов не нужно».

Следует только добавить к этому, что ни Гапон, ни Потапенко евреями не были, а Потапенко не был также и священником.

Эта тирада достаточно хорошо показывает отношение черносотенцев к Слепяну.

Итак, Слепян прослужил уже почти 20 лет, не имея за свою выдающуюся по тому времени деятельность ни единой награды, ни единого повышения по службе. А награды эти имели существенное значение для священника, поскольку от них зависел размер пенсии.

В 1911 году Слепяна вызвал к себе тяжело больной митрополит Антоний (Вадковский), причастный в своё время к удалению Слепяна из Покровской церкви, и предложил ему:

– Проси, что тебе надо.

– Я смиренный исполнитель воли Божией, – отвечал Слепян, – и Он мне воздаст по заслугам.

После этой встречи Слепян, наконец, получил свою первую награду, а затем получил и первый незначительный орден – Анны 3-ей степени.

Но, наконец, огромное физическое напряжение, которому подвергал себя Слепян, сказалось: он вдруг почувствовал сердечную слабость. Врачи, некогда крещённые им, посоветовали ему сократить свою непосильную работу, но он не внял их советам. В начале февраля он пожаловался домашним на плохое самочувствие. На совет жены обратиться к врачу он ответил: «Мне не нужно докторов. Господь знает, нужен ли я Ему, и если буду нужен, то призовёт меня». Несмотря на «недомогание он за один день проводил до могилы умершего бедного прихожанина, отслужил всенощную с акафистом, а затем отправился на собеседование.

На следующий день, 17 февраля он, по обыкновению, совершал литургию. Во время пения «Отче наш», Слепян неожиданно зашатался и упал на престол. К нему поспешили диакон и певчие. Затем были вытребованы носилки. Богослужение было прервано. Церковь наполнилась рыданиями молящихся. В бессознательном состоянии Слепяна отнесли к нему на квартиру. Здесь он на мгновение очнулся, но успел лишь сказать: «Пойду докончить литургию. Надо приобщиться св. Тайн». После этих слов Слепян перекрестился, упал, и его не стало.

По заключению врачей смерть наступила от болезни сердца. Сообщение о смерти Слепяна опубликовало большинство петербургских газет, причём с большими подробностями. Все газеты подчёркивали его популярность среди рабочих. Даже в час его смерти в его церкви присутствовало много молящихся, пришедших к нему с самых разных концов города. «Новое время» подчеркнуло его бедность, сообщив, что после его смерти он оставил жену и семерых детей без всяких средств.

19 февраля состоялись необычайные по своим масштабам похороны. По сообщению «Колокола», в них приняло участие около 30 тыс. человек — цифра для простого священника, да и не только для него, совершенно исключительная. На руках духовных детей гроб с телом Слепяна был вынесен из его церкви, и так его несли до самого кладбища. Поставить же гроб на траурную колесницу толпа не допустила. По пути толпа всё прибывала. Во главе её следовал епископ Гдовский Вениамин (Казанский), впоследствии через 10 лет, расстрелянный по обвинению в сопротивлении изъятию церковных ценностей, будучи уже в сане митрополита Петроградского.

По пути на кладбище огромная толпа вместе с гробом обошла все места, которые были связаны с церковной службой Слепяна, в том числе и Покровский храм, откуда он был изгнан почти 20 лет назад.

Но ни одна газета не обмолвилась ни словом о национальном происхождении Слепяна…

Сергий Николаевич Слепян (09.04 (28.03) 1852 – 02.03 (17.02) 1912

Спустя месяц печать сообщила о том, что в рабочих районах шла подписка на надгробный памятник Слепяну.

Жизнеописание Слепяна поучительно во многих отношениях. Оно интересно не только с точки зрения типологии крещённых евреев. Без сомнения Слепян являлся выдающейся фигурой тогдашнего русского православия, и лишь намеренное замалчивание его прессой не сделало его популярным во всероссийском масштабе.

Путь Слепяна к православию сильно отличался от аналогичного пути Левисона, Алексеева и архимандрита Нафанаила. По-видимому, в его случае преобладающее значение имело эстетическое воздействие христианского богослужения, которое поразило его в Петербурге. Его внимание к эстетической стороне богослужения видно из его отношения к нему в священнический период его жизни, когда он каждый жест, каждое телодвижение старался подчинить единой цели.

Слепян не был столь раздвоенным, как Алексеев или архимандрит Нафанаил, поскольку его крещение не было насильственным. Его крещение также не было следствием рациональных рассуждений, как у Левисона. Именно поэтому он был человеком цельным и самоотверженным. Иудаизм, по-видимому, для него просто не существовал, в отличие от упомянутых выше лиц. Он целиком и полностью ассимилировался в русском обществе, которое, однако, продолжало видеть в нём еврея.

Но здесь и то видно одно очень важное обстоятельство: антисемитизм простой рабочей среды был неизмеримо меньше антисемитизма общества образованного. Еврейское происхождение Слепяна не помешало его огромной популярности среди простых людей. Они видели в нём только священника, ставя его наряду с прославленным Иоанном Кронштадтским. В то же время образованные антисемиты, среди лиц, считавших себя православными, видели в нём прежде всего еврея.

Именно поэтому и жизнь Слепяна оставляет на себе суровый отпечаток трагизма. Но в личном плане он вышел победителем в своём поединке с русским обществом, которое окружало его недоверием, клеветой и оскорблениями.

Но в одной из главных своих целей: православной миссии среди евреев, Слепян потерпел поражение, и его деятельность на этом поприще оказалась почти бесследной.